В 2024 году международная научная и философская общественность отметила 300-летие со дня рождения Иммануила Канта (1724–1804) – крупнейшего мыслителя мирового масштаба, чьи труды оказали громадное воздействие на развитие науки и философии, начиная с эпохи Просвещения. Этому событию были посвящены Международные Кантовские конгрессы в Калининграде и Бонне, научные конференции, многочисленные публикации.

 Вклад Канта в науку столь велик, что основные кантовские идеи уже неотделимы от культуры мышления современного учёного. Воздать дань памяти великому философу надо и библиотековедам, так как исследования в библиотековедении во многом базируются на философских работах Канта (который, замечу, четыре года был подданным Российской империи).

 Кант никогда не высказывался о библиотечном деле и проблемах библиотек, не употреблял слово «библиотековедение», хотя термин был введён его современником, мюнхенским библиотекарем М. Шреттингером (чей труд «Опыт исчерпывающего учебника по библиотековедению, или Руководство по совершенному ведению дел библиотекаря» был издан уже после смерти Канта). Однако критическая философия Канта напрямую повлияла на развитие теории библиотековедения. Дело в том, что фундаментальные проблемы, над которыми размышлял философ, не перестают интересовать современных исследователей различных философских школ и научных направлений (в том числе российских библиотековедов). Несмотря на высказываемые в начале ХХ века мнения о якобы заканчивающемся периоде «исключительно сильного влияния философии Канта» (4, с. 79), пристальное изучение кантовского наследия продолжается, его интерпретируют, о нём до сих пор ведутся научные и философские дискуссии.

 Таким «наиболее запутанным» в «Критике чистого разума» считается раздел о схематизме. Рассуждая на эту тему, аргентинский философ М. Каими (M. Caimi) допускает, что схематизм рассматривался Кантом как подготовительный этап для использования категорий, служащих правилами необходимого синтеза представлений о предмете в форму предмета (1, с. 23–24), то есть для применения категорий (форм мышления) к явлениям. Из этого следует, что теорию схематизма познавательного процесса можно использовать для уточнения некоторой научной терминологии отдельных наук, например, как это было сделано при конкретизации понятия «библиотека» (10).

 У Канта нет отдельной работы, посвящённой схематизму, но в «Критике чистого разума» и в «Критике способности суждения» он предложил рассматривать познание как процесс, осуществляемый в виде схематизма чистого рассудка, – способа, в результате которого образ исследуемого предмета «доставляется понятию» с помощью некоего посредника – мысленной схемы (2, с. 119).

 Схема, как промежуточное звено между явлением и понятием, позволяет уловить сущность происходящего. Схематичный посредник возникает как единство в определении чувственности и потому не содержит ничего эмпирического, но при этом одновременно имеет и интеллектуальные, и чувственные стороны. Кант различал схему чувственного понятия (пространственных фигур) и схему чистого рассудочного понятия. Вторую схему он также называл трансцендентальной, поскольку она есть синтез на основе понятий вообще и её нельзя привести к какому-либо образу (2, с. 117–120).

 Кратко изложу своё понимание кантовской идеи о необходимом синтезе представлений о предмете, в результате которого уясняется его суть (на примере понятия о библиотеке).

  При познании чего-либо мы мысленно обособляем это нечто из общей массы воспринимаемого, называем предмет исследования (вещь, явление, процесс), выявляем его признаки (свойства, позволяющие идентифицировать предмет) и создаём понятие. То есть знание есть результат осмысления чувственных восприятий (опыта). Саму способность мыслить предмет чувственного созерцания и понимать восприятия (то есть образовывать понятия) Кант называл рассудком (2, с. 128). Рассудок, по Канту, есть «способность создавать единство явлений посредством правил» (2, с. 206).

 По Канту, понятия рассудка бывают эмпирические и чистые (notio). Благодаря рассудочным понятиям «становится возможным знание и определение предмета», то есть понимание восприятий (2, с. 211), а также мысленное упорядочение предметов с помощью категорий (форм суждений, сформированных в процессе синтеза созерцаний) – чистых рассудочных понятий (2, с. 215).

 Именно так, с определения своего предмета, начинали все конкретные науки, в числе которых и библиотековедение. Поэтому представления о библиотеке, сформированные до ХХ века, следует отнести к эмпирическим понятиям рассудка (чаще всего библиотеку воспринимали как хранилище книг). Таким образом, опираясь на восприятие и рассудочное понятие (категорию), которым мыслится предмет (в нашем случае библиотека), шло дальнейшее его познание (раскрытие новых признаков).

 Кроме рассудка Кант различал и другой вид мыслительной деятельности – разум, позволяющий приблизиться к прояснению сущности явления (но не познать её до конца, поскольку разум остаётся в пределах рассудка, так как пользуется его, рассудка, средствами). Философ определял разум как «способность создавать единство правил рассудка по принципам» (2, с. 206) или умение «умозаключать, то есть строить суждение опосредованно» (2, с. 220). Способность к суждениям приводит к синтезу выявленных представлений о предмете.

 В «Критике чистого разума» Кант рассматривал понятие как единство, состоящее из элементов (2, с. 110, 157), то есть как систему. В его теории познания понятие «система» является одним из основных. Думаю, именно под влиянием этого философа в научном видении мира стал развиваться системный подход, который необходим и при выстраивании строгой терминологии.

 При формировании научного понятия (в отличие от обыденного) стараются обращать внимание лишь на существенные отличительные свойства исследуемого (но на разных исторических этапах развития науки они могут разниться). На правильность установленных системных признаков предмета укажет возможность интерпретировать их двояко – и как структуру (статично), и как действие (динамично), в результате которого можно было бы в принципе создать исследуемый предмет. В этом и состоит, на мой взгляд, синтез представлений о предмете в его форму (по Канту, научное понятие разума содержит в себе цель и соответствующую ей форму целого).

 Неудивительно, что и в библиотековедении стали возникать системные представления о предмете этой формирующейся дисциплины. Так, отечественные библиотековеды (А.Н. Ванеев, Ю.В. Григорьев, Ю.А. Гриханов, Ф.Э. Доблер, В.А. Зеленко, Н.С. Карташов, И.Г. Марков, В.В. Скворцов, Ю.Н. Столяров, И.М. Фрумин, Л.Б. Хавкина, А.Я. Черняк и др.), а также некоторые зарубежные специалисты (Я. Дртина, Х. Кунце, Б. Пальмер, А. Уэлс и др.), стали рассматривать библиотеку как некое целое, состоящее из элементов (11; 13, с. 24–33).

 Особо следует отметить труды Ю.Н. Столярова, который критически осмыслил работы предшественников и предложил своё видение библиотеки как четырёхэлементной системы, сначала изобразив её на плоскости (13; 14), а позже – как пространственную фигуру (12; 15, с. 15–16; 16).

 Первоначально схема библиотечной системы была логически выстроена Ю.Н. Столяровым как цепочка необходимых действий, создающих, по сути, библиотеку: книга предоставляется читателю в доступ библиотекарем при использовании материально-технической базы. При последующих размышлениях элементы библиотечной системы уточнялись, изменялось их качественное наполнение, названия, но количество оставалось неизменным (13, с. 33; 16).

 Поскольку элементы, составляющие «библиотеку Столярова», были выбраны не случайно, а согласно логике соединения их в единое целое в результате совместной деятельности (аналогично он представлял архив, музей и др.), Ю.Н. Столяров избежал ошибок при восприятии библиотеки как системы. Его конструкт позволил отличить библиотеку (предмет изучения библиотековедов) от не-библиотеки, а также от всевозможных «библиотек», в которых за её сущность выдаётся только один из системных элементов. Выдержав многократную критическую проверку, «библиотека Столярова» признана сегодня большинством библиотековедов как убедительный научный идеализированный конструкт – необходимый атрибут теоретического знания.

 Элементы, отмеченные Ю.Н. Столяровым, оказались существенными, необходимыми, достаточными и однопорядковыми для схематичного изображения библиотечной системы. В более общем виде цепочку элементов, взаимодействие которых создаёт библиотеку (архив, музей и т.п.) как систему, можно отобразить следующим образом:

субъект (человек, владеющий специальными технологиями / робот, компьютерная программа, созданные людьми) с помощью средств производства (предмета труда и средств труда) создаёт, производит, подготавливает и/или предоставляет потребителю для интеллектуального пользования доступ к документу или их совокупности (значения не имеет ни материальный носитель, ни его содержание, форма или способ производства, ни характер индексирования или поиска, ни местонахождение, условия управления или способ восприятия).

 Обратим внимание, что разница между документокоммуникационными системами библиотека, архив, музей и др. состоит лишь в качественном различии каждых из четырёх элементов.

 Итак, понятие о библиотеке значительно изменилось. Такие понятия Кант называл понятиями чистого разума, или трансцендентальными идеями, так как они «выходят за пределы возможного опыта» (2, с. 211, 215, 218) и служат для концептуального знания, в отличие от чистых рассудочных понятий (категорий). Подобно категориям, чистые понятия разума (трансцендентальные идеи) возникают как формы умозаключений, применённые «к синтетическому единству созерцаний», и оказываются, тем самым, «источником особых априорных понятий» (2, с. 215–216).

 Конструкт «библиотека Столярова» также был выстроен в логике познания причинно-следственных связей элементов, создающих феномен библиотеки. После дальнейших исследований это понятие чистого разума стало источником новых априорных понятий, например, «библиотека-социальный институт», «библиотека-учреждение» (5; 6; 9; 10). В результате уточнения иерархической конфигурации категории, чистое рассудочное понятие библиотеки постепенно приобрело статус научной категории библиотековедения.

  Таким образом, и рассудок, и разум формируют понятия. Отличие их в том, что понятия рассудка относятся непосредственно к реальному предмету, а разум упорядочивает эти понятия, поскольку обращён на понятия, уже сформированные рассудком. Иначе говоря, разум систематизирует знание, полученное из опыта.

 Понятие как логическую систему можно отобразить графически (схематично). Признаки, зафиксированные в научном понятии, закономерно связанные общим действием, – это и есть схема понятия исследуемого предмета. Схемы, согласно Канту, «содержат прямые... изображения понятий» и «совершают это посредством демонстрации» (3, с. 194). При этом, подчёркивал философ, следует помнить, что исследуемый предмет с помощью схемы воображается нами в общем виде. С помощью схематического созерцания выявляется только правило, образец, по которому может быть в принципе создан определённый предмет – эмпирический или интеллектуальный. Главное, схему понятия можно трактовать и как структуру идеального объекта, и как выражение способов его построения. Таким образом, конкретное понятие (в отличие от абстрактного) можно рассматривать как интеллектуальный конструкт, в основных чертах соответствующий исследуемому предмету.

  Резюмируем: понятие являет собой концентрированную форму знания, которую можно отобразить ещё более кратко − схемой. Сконструированная подобным образом схема научного понятия позволяет наглядно представить скрытую от наблюдателя сущность предмета, не ошибиться в количестве и качестве необходимых и достаточных признаков (элементов системы) при формулировании его определения. Дефиниция, изложенная на основе графической схемы, – это наиболее лаконичное знание о предмете, так как понятийная схема воспроизводит принципиальную структуру и логику построения предмета – его сущность (2, с. 401).

  Создание развитой терминосистемы необходимо в любых науках. Особенно остро задача формирования однозначного понятийного аппарата стоит перед смежными документокоммуникационными науками, сферой исследования которых является профессиональный труд в библиотеках, архивах, музеях и т.п.

  Согласно кантовским представлениям о процессе познания, к началу ХХI века понятие «библиотека» у российских теоретиков эволюционировало до понятия разума, так как это основополагающее понятие библиотековедения удалось представить в виде сложной структуры – и динамичной, и статичной (10; 12). Исследователи научной категории «библиотека» руководствовались следующей мыслью Канта: изучаемый предмет мысленно воссоздаётся в общем виде с помощью схемы; он представляется нам так, как мог бы быть сделан, то есть как результат труда.

  Поскольку мысленное построение понятийной схемы изучаемого предмета способствует уяснению его сути, позволяет уменьшить многозначность понятия и точнее дать ему определение, теоретические исследования научной терминологии необходимы и учёным, и практикам. К примеру, с понятием «схематизм» тесно связана проблема понимания, которое, как известно, происходит намного легче при использовании в исследованиях и преподавании грамотно выстроенных понятийных схем. Составители государственных стандартов (при определении научных понятий) и классификаций (для управления в данной сфере деятельности), во избежание ошибок, также должны опираться на теоретическое знание.

  Подведём итоги. В современном отечественном библиотековедении именно под влиянием идеи Канта о схематизме познания достигнуты некоторые теоретические результаты. В целом, уточнена структура категории «библиотека», для ряда частных понятий сформулированы обновлённые определения (которые в логике относят к реальным). Аналогичное рассмотрение понятий («архив», музей» и т.д.) показало сходство их категориальных схем с понятием «библиотека». Это послужило теоретическим обоснованием для предложения объединить пять смежных наук (библиотековедение, библиографоведение, книговедение, архивоведение и музееведение) в одну группу в Номенклатуре научных специальностей. Единообразие категориальных схем их основополагающих понятий также позволило распространить теоретические законы, сформулированные для библиотековедения, на эти документокоммуникацинные науки (7). Отметим, что схемы в наших науках выполняют роль формул в науках естественных: и те и другие – это, по сути, схемы соответствующих понятий и кратко выражают законы. Отличие только в том, что законы библиотековедения и смежных наук были сформулированы как бы «обратным» путём: при «расшифровке» понятийных схем.

 Примером практического применения понятийных схем может явиться опыт создания классификации библиотек на основе структурной систематизации (8). Так, понимание того, что четыре элемента конструкта «библиотека Столярова», скомпонованные по-разному, создадут и различные библиотечные формы с неодинаковой структурой, привело к разработке непротиворечивой классификации библиотек для каждой из этих форм.

  Подчеркнём: перечисленные результаты в теории библиотековедения были бы невозможны без пионерских и фундаментальных работ Ю.Н. Столярова и без преемственности в науке, на формирование которой в целом оказывает влияние философия.

 Идея о схематизме познания Канта оказалась надёжной методологией для развития теории библиотековедения. Полагаю, современное отечественное библиотековедение становится методологически развитой наукой, поскольку при изучении предметов исследования в ней оперируют системой взаимосвязанных и развиваемых понятий, категорий, конструктов, моделей, схем.

 Выяснение дифференциации понятий и выявление понятийных схем как методологический приём может быть применим и в других науках, так как, похоже, что мир устроен по сходным моделям. К сожалению, не все результаты теоретических исследований получают ожидаемый отклик (в частности, не удалось объединить в Номенклатуре научных специальностей пять родственных наук; возможность уточнить основные понятия своих наук, руководствуясь кантовской идеей о схематизме, пока не заинтересовала архивоведов и музееведов).

  Тем не менее следует признать: выработка чётких понятий – это необходимый навык не только в науке, но и в повседневной жизни, позволяющий противодействовать возможным манипуляциям. Задача, которая стоит перед любым человеком, – научиться критически мыслить, чтобы не стать объектом негативных психологических воздействий. Этому способствует, среди прочего, применение в разных областях науки и практики кантовской идеи о схематизме познавательного процесса.

Список источников

1. 1. Каими М. Некоторые заметки о понятии и назначении теории схематизма Канта в «Критике чистого разума» // Кантовский сборник. 2016. № 2 (56). С. 22–29.
2. 2. Кант, И. Критика чистого разума / пер. с нем. Н.О. Лосского. Москва: Академический проект, 2020. 567 с.
3. 3. Кант, И. Критика способности суждения // Кант И. Собрание соч. в 8 т. / под общ. ред. А.В. Гулыги. Москва : ЧОРО, 1994. Т. 5. 414 с.
4. 4. Огнев, А.И. Учение Канта о схематизме понятий чистого рассудка / подгот. к публ. и коммент. Е.А. Бутиной // Кантовский сборник. 2012. Выпуск 2 (40). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/uchenie-kanta-o-shematizme-ponyatiy-chistogo-rassudka/viewer (дата обращения: 18.11.2024).
5. 5. Лопатина Н. В. Библиотековедение и социология: к вопросу о междисциплинарной методологической коммуникации  // Научно-техническая информация. Сер. 1. 2012. № 6. С. 6–8
6. 6. Мотульский Р.С. Библиотека как социальный институт. Минск : БелГУК, 2002. 374 с.
7. 7. Полтавская Е.И. Законы наук документо-коммуникационной сферы: корреляция с науковедческим знанием // Библиосфера. 2015. № 1. С.10-14. №2. С.10-14. №3. С.8-12.
8. 8. Полтавская Е.И. Классификации библиотек на основе структурной систематизации // Научные и технические библиотеки. 2018. № 9. С. 106–121.
9. 9. Полтавская Е.И. О понятии «социальный институт» // Социологические исследования (СОЦИС). 2009. № 3. С. 68–71.
10. 10. Полтавская Е.И. Теоретическое знание как способ преодоления терминологических трудностей в библиотековедении // Научные и технические библиотеки. 2023. № 7. С. 13–33.
11. 11. Скворцов, В.В. Концепция библиотеки в современном российском библиотековедении / В.В. Скворцов // Российское библиотековедение: ХХ век. Направления развития, проблемы и итоги. Опыт монографического исследования. Москва : ФАИР-ПРЕСС, Пашков дом. 2003. С. 159–177.
12. 12. Столяров Ю.Н. Библиотека – двухконтурная система // Научные и технические библиотеки. 2002. № 11. C. 5–24.
13. 13. Столяров Ю.Н. Библиотека: структурно-функциональный подход. Москва, 1981. 255 с.
14. 14. Столяров, Ю.Н. Глазами библиотековеда [1972] // Столяров, Ю.Н. Библиотековедение. Избранное: 1960–2000 годы. Москва: Пашков дом, 2001. С. 12–18.
15. 15. Столяров Ю.Н. Документный ресурс. Москва : Либерея-Бибинформ, 2009. 222 с.
16. 16. Столяров Ю.Н. Системная сущность библиотеки // Школьная библиотека. 2003. № 1. С. 26–28.

Сведения об авторе

Полтавская Елена Игоревна - доктор педагогических наук, заведующая отделом хранения фондов Научной музыкальной библиотеки им. С.И. Танеева Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского

К оглавлению выпуска