В.С. Зайцев А.П. ЧЕХОВ КАК ИДЕЯ

Творчество А. П. Чехова анализируется сквозь призму понятия «феномен культуры». Обосновывается целесообразность его применения к творцу культуры. Доказывается недостаточность историко-филологических исследований художественной литературы и целесообразность формирования представления о творце как культурном феномене на основе синтеза его текстов, текстов о нем, символических и ассоциативных элементов, связанных с его именем. В русле этого подхода изучается творчество А.П. Чехова и массив исследований его творчества.

 

Ключевые слова: А.П. Чехов, художественная литература, творчество писателя, феномен культуры, исследования творчества А.П. Чехова.

 

 

Является ли А.П. Чехов феноменом культуры (в том числе и современной)? Фактически, является, однако положительный ответ на данный общий вопрос неизбежно приведет исследователя к множеству важных частных вопросов, главный из которых – необходимость конкретизировать понятие «феномен культуры» и обосновать целесообразность его применения к творцу культуры вообще и к А.П. Чехову в частности. Проблема осложняется тем, что в значительном массиве материалов, посвященных писателю, практически отсутствуют работы культурологического характера. Превалируют – и это естественно – работы историко-филологической направленности. В данной статье предпринята попытка наметить культурологические варианты интерпретации А.П. Чехова как сложного целостного явления культуры.

Почему для нашего исследования нами выбран именно А.П. Чехов? Причин две, одна из которых носит локальный характер, другая же более глобальна и небесспорна. С одной стороны, нам был необходим любопытный иллюстративный материал для тех общетеоретических положений, которые в данной работе выдвигаются. Это причина локального характера. С другой стороны, А.П. Чехов на данный момент является, на наш взгляд, наиболее актуальным представителем отечественной классической литературы. В.Я. Звиняцковский отмечает: «Доказывать, что Чехов по своему художественному языку принадлежит не столько XIX веку… сколько веку ХХ – значит ломиться в открытую дверь» [3, с. 123]. Мы полагаем, что писатель принадлежит к XX веку не только в соответствии с упомянутым формальным критерием, но и ментально. Хронологически А. П. Чехов – последний классик, не требующий развернутых историко-культурных преамбул для восприятия его текстов. При этом необходимо проводить четкую границу между восприятием, с одной стороны – и пониманием и интерпретацией, с другой. Последние могут совершенно не соответствовать задачам, которые перед собой ставил писатель.

Прежде чем приступить к изложению основной мысли исследования, необходимо обосновать ее целесообразность. Почему историко-филологический подход является, на наш взгляд, недостаточным? Вследствие того, что данный подход так или иначе замыкается на творчестве А.П. Чехова: на тексте. Таким образом, все результаты исследований в данном направлении, сколь фундаментальны они ни были, невольно страдают известного рода неполнотой. А.П. Чехов как феномен – это и текст его произведений, и биография, и все коннотации, интерпретации и искажения hic et nunc в конкретном культурном пространстве (современном, конца или начала XX в. и т.п.). Получить представление о творце как культурном феномене можно, синтезировав его тексты, тексты о нем, символические и ассоциативные элементы, связанные с его именем; вне культурологического подхода такая работа не может быть проделана, и остается лишь удивляться, почему она не была проделана до сих пор. Общетеоретические аспекты изложенной проблемы были частично затронуты в статье И.А. Манкевич «Частная жизнь Гения как предмет культурологических штудий». Исследовательница отмечает, что «разделение биографической истории на собственно жизнь и деятельность, с культурологических позиций нельзя считать корректным» [60, с. 84]. По мнению автора, «все, к чему прикасается культурология… она по природе и призванию своему превращает в феномен культуры…» [6, с. 84]. Привнесение подобного «феноменологического» элемента в изучение связанных с А.П. Чеховым исследований позволяет эвристично интерпретировать весь связанный с его именем материал.

На наш взгляд, после всевозможных исследований и интерпретаций, знания и смыслы синкретизируются, что и порождает феномены культуры. Исследователь (философ, филолог или культуролог) всегда может разложить такой феномен на составляющие, при этом аутентичность каждой будет в той или иной степени гипотетической. Таково наше понимание А.П. Чехова как феномена культуры. Для более ясного понимания подобного подхода мы предлагаем провести следующую аналогию. В.М. Межуев так разъясняет термин «идея культуры»: «…идея культуры, видимо, – это не просто сумма накопленных о культуре эмпирических данных и теоретических обобщений, а особого рода философский «концепт», призванный решать иную задачу, чем просто научное познание культуры в ее многообразных и наглядно воспринимаемых формах проявления» [7, с. 3]. Так и «феномен А.П. Чехова» – в тех его проявлениях, которые мы проанализируем – может быть назван «идеей А.П. Чехова» в рамках прошлой и современной культуры, превосходящей все чеховские тексты и синтезирующей все интерпретации. С положениями В.М. Межуева связана еще одна аналогия (и задача) нашей концепции: «Ученые расскажут нам о том, чем культура была до нас и чем является без нас, но только философы задаются вопросом, чем она является для нас. Отвечая на него, они и вырабатывают идею культуры» [7, с. 7]. Мы полагаем, что попытка ответить, чем является А.П. Чехов «для нас», не лишена смысла и в рамках культурологии (более того, она является актуальной, поскольку ни филология, ни история справиться с такой проблемой не могут), и именно в рамках подобной попытки мы разрабатываем концепцию «феномена А.П. Чехова» или «идеи А.П. Чехова». Данные понятия выступают здесь как синонимы.

При этом необходимо подчеркнуть один важный и парадоксальный аспект: между «реальным» А.П. Чеховым и «идеей А.П. Чехова» часто не существует никаких точек соприкосновения. Идея А. П. Чехова – это то, что в каждой конкретной группе реципиентов чеховского творчества, биографии и т.п. маркируется как «А.П. Чехов»: как принадлежащее его перу, либо так или иначе связанное с его именем. Идея никогда полностью не совпадает с «реальным» писателем, а степень ее адекватности варьируется в зависимости от конкретной группы реципиентов или отдельных представителей таких групп. При этом совершенной полноты достоверность достичь не может, и адекватность «идеи А.П. Чехова», выработанной в каждый отдельный период, является величиной относительной: она постфактум соотносится с интерпретацией чеховского феномена, господствующей в конкретный момент в данной конкретной группе реципиентов. Иначе говоря, в культурном пространстве могут одновременно существовать несколько противоположных вариантов интерпретации чеховского феномена, или, фактически, несколько «идей А.П. Чехова».

Сразу же возникает вопрос: нет ли здесь противоречия? Ведь мы говорим о феномене А.П. Чехова как о синтезе всех возможных трактовок данного явления, но в то же время утверждаем множественность данных идей в культурном пространстве (и прошлом и современном). Здесь нет противоречия, но можно говорить о парадоксе. С одной стороны, концепт «идея А.П. Чехова», казалось бы, не может быть взят как таковой, он неизбежно соотносится с определенной группой воспринимающих его субъектов – носителей каждой конкретной такой идеи. В каждой такой группе чеховский феномен является единственным hic et nunc. Для чеховедов, например, концепции, отрицаемые академической наукой, по сути, нерелевантны. С другой стороны, поднявшись на ступень выше, мы обнаруживаем то общее, что связывает все трактовки и концепции – собственно феномен А.П. Чехова. Общая, глобальная чеховская идея оказывается локализованной в различных вариантах ее осмысления, не теряя своей универсальности.

Проиллюстрируем все изложенное моделью формирования чеховского феномена в отечественном культурном пространстве. Модель является приблизительной: затрагивает в общих чертах все возможные группы реципиентов, от чеховедов до рядовых субъектов, не выходя за рамки отечественной культуры. Подробный анализ истории формирования и бытия чеховского феномена в какой-либо конкретной группе субъектов (например, иностранных исследователей жизни и творчества А.П. Чехова и т.п.) требует масштабных работ, не связанных напрямую с целями данной статьи.

Итак, феномен А.П. Чехова формировался в течение нескольких этапов. Первый этап – 1880-1904 гг., т.е. с момента опубликования «Письма к ученому соседу» (традиционно признающегося первым опубликованным произведением А.П. Чехова) до года смерти А.П. Чехова. Спецификой данного этапа мы считаем возможность современников видеть автора и текст (творца и его произведение) в своеобразном синхроническом аспекте – автор является реально действующим субъектом культуры, непосредственно присутствующим в ней, способным непосредственно реагировать на те или иные аспекты рецепции его творчества. Примером может служить полемика А.П. Чехова с Н.М. Михайловским об идейных началах чеховского творчества и сотрудничестве писателя в «Новом времени». Оба чеховских письма утеряны, поэтому суть его ответа критику можно лишь частично реконструировать. Подобная вовлеченность автора (учитывая, что феномен на данном этапе только начинает формироваться) обеспечивает для него возможность непосредственно повлиять на данное формирование.

Второй этап – 1904 — 1917 гг., дореволюционный период. Со смертью А.П. Чехова его творческое наследие конституируется как окончательно сформировавшееся (с учетом гипотетической возможности обнаружения неизвестных рукописей, публикации писем и т.д.). Наступает период начальной интенсивной интерпретации и оценки деятельности творца – попытка понять его место в современном контексте и спрогнозировать его соотношение с контекстами будущими. Как правило, очерчивается и основной круг наиболее проблемных вопросов, связанных с творцом. Специфика данного этапа состоит в естественной «выключенности» автора из процесса рецепции и осмысления – он уже не может принять непосредственного участия в каких бы то ни было дискуссиях. Наиболее характерным исследованием данного периода является работа А.А. Измайлова «Чехов. 1860 — 1904. Биографический набросок» (М.: тип. т-ва И.Д. Сытина, 1916. – 592 с.).

Третий этап – 1917-1991, постреволюционный и советский период. Ключевой особенностью рецепции чеховского наследия и личности писателя в этот период (если не учитывать отдельные исключения и охватывать картину в целом) является материалистическая (что характерно и для зарубежных исследований) направленность интерпретаций. Формула «Чехов – атеист и материалист» кратко характеризует специфику данного этапа. Отдельные трактовки, например, «Чехов и вера», были фактически табуированными, если не интерпретировались в однозначном «атеистическом» ключе. «Идея А. П. Чехова» уже максимально сложна, поэтому возникают конфликты интерпретаций, фактически, неразрешимые, с чем и связано появление так или иначе замалчиваемых аспектов жизни и творчества А.П. Чехова.

Четвертый этап – современный – характеризуется фактической свободой любых трактовок феномена А.П. Чехова. Табуированных аспектов не существует, однако появляется (точнее говоря, наиболее ярко проявляется) проблема, во многом нивелирующая аутентичность любых, даже наиболее авторитетных исследований. Для того, чтобы объяснить ее, ретроспективно рассмотрим только что описанные этапы.

Говоря более кратко, на начальном (прижизненном) этапе автор своеобразно «вовлечен» в рецепцию собственного феномена: он может корректировать ее, полемизируя с наименее адекватными – на взгляд автора – интерпретациями и анализами его творчества. На втором этапе творец уже не может этого сделать, поэтому рядом с его «идеей» (той «идеей», которую автор формировал, создавая тексты культуры) начинает формироваться идея следующего культурного контекста – и проверка данной идеи на аутентичность опосредована интерпретаторами, т.е. ненадежна. Каждое последующее поколение исследователей множит подобные «контекстные» образы, соотносимые с «первоисточником» в большей или меньшей степени.

Чем более тот или иной феномен выше той системы культуры, в которой он появился, тем более проблемным этот феномен будет в культурах последующих (сегодняшняя газета – пример минимального уровня подобного потенциала, А.П. Чехов и его драматургия – пример максимально возможного уровня подобного потенциала). С другой стороны, текст живет в последующих культурах (и в межкультурном диалоге) в рамках повторяющейся цепочки: рецепция – осмысление – интерпретация – рецепция (интерпретации) – осмысление (интерпретации) и т.д. Иначе говоря, непосредственные восприятие и осмысление возможны только в контексте культуры, породившей то или иное явление. Все последующее, фактически, есть интерпретация интерпретаций. Предельно непосредственный взгляд на чеховский феномен невозможен: это всегда взгляд на идею через призму других идей, «контекстная» точка зрения. Чеховская биография, написанная В.В. Ермиловым ( «Чехов. 1860 — 1904» – М.: Молодая гвардия, 1951. – 432 с.), воспринимается в рамках современной научной парадигмы как тенденциозная, идеологизированная, однако не существует никаких гарантий, что современная научная парадигма не будет признана со временем столь же (а возможно и более) идеологизированной. Поэтому мы позволим себе не согласиться с мнением М.Л. Гаспарова, отмечавшего, что «расстояние между Гаевым и Чеховым можно уловить интуитивно, чутким слухом (я в этом не уверен). Но чтобы уловить расстояние между Чеховым и нами, чуткого слуха уже заведомо недостаточно. Потому что здесь нужно уметь слышать не только Чехова, но и себя – одинаково со стороны и одинаково критически» [1, с. 99]. М.Л. Гаспаров полагал, что одной из дисциплин, формирующих подобный навык отстранения от самого себя, является филология (например, философии М.Л. Гаспаров инкриминирует именно невозможность выйти в «надличностное» пространство исследования, занять – с некоторой долей условности, разумеется, – своеобразную вневременную позицию по отношению к изучаемому). Мы полагаем, что гипотетический исследователь не имеет возможностей преодолеть смысловых напластований современного данному исследователю контекста в своем анализе любого культурного феномена – потому что подобные избыточные напластования являются имманентной частью феномена вообще и «идеи А.П. Чехова» в частности.

Обращаясь к периоду конца XX – начала XXI века, можно констатировать присутствие в отечественной научной и массовой культуре как минимум нескольких вариантов рецепции чеховского феномена. Мы остановимся на данных вариантах конспективно, потому что основная цель сейчас – показать разнообразие данных трактовок, а не дать их подробный анализ.

Одна из наиболее спорных тем, связанных с чеховским феноменом – тема «А.П. Чехов и вера». Разброс вариантов ее трактовки чрезвычайно широк: от сдержанно-критических исследований (хрестоматийная статья А.П. Чудакова «Между „есть Бог“ и «нет Бога» лежит целое громадное поле…» Чехов и вера» [8]), до попыток позиционировать писателя как человека верующего. В этом плане отметим наиболее характерное исследование: работу М.М. Дунаева «Вера в горниле сомнений», одна из глав которой посвящена А.П. Чехову. Собственно, вопрос о наличии у писателя веры трактуется априорно положительно, а все исследование сводится к выявлению специфики этой веры: «Вера Чехова постоянно пребывает в борении с сомнением, в преодолении сомнения» [2, с. 585]. В таком контексте вера А.П. Чехова в прогресс и его медицинское образование являются своего рода «искушениями», которые писатель преодолевал. По мнению М.М. Дунаева: «Для мировоззрения естественника это и естественно» [2, с. 589]. В результате А.П. Чехов трактуется М.М. Дунаевым как «православный по духу писатель» [2, с. 664]. В целом не лишенное культурологических и литературоведческих достоинств исследование М.М. Дунаева является ярким примером отмеченной еще А.П. Чудаковым тенденции о превращении А.П. Чехова «в верующего христианина» [8].

Пристального внимания заслуживают концепции, претендующие на выработку радикально нестандартной «идеи А.П. Чехова». К таким работам принадлежит, например, монография М. Н. Золотоносова «Другой Чехов: По ту сторону принципа женофобии». В целом предварительные замечания М.Н. Золотоносова коротко описывают основные сверхзадачи работ данного направления: «Первый» Чехов известен хорошо. Гениальный русский писатель реалист, драматург-реформатор, принадлежавший к кругу авторов европейской новой драмы, борец с пошлостью, «интеллигент в пенсне», постулировавший, что в человеке все должно быть прекрасно. Но под вполне благопристойной маской можно обнаружить и «другого Чехова», с другим характером, с другими литературными (и нелитературными, например, медицинским) контекстами» [4, с. 5]. Естественно, «если все табуированное и отброшенное разблокировать и снова собрать, под маской обнаружится „другой Чехов“, другой человек и отчасти другой писатель» [4, с. 6]. Задача работы М.Н. Золотоносова – обосновать гипотезу о «мазохизме и женоненавистничестве» Чехова [4, с. 48]. В соответствии с подобными целевыми установками выдержана интерпретация творчества и биографии писателя. Так, «…в борьбе с образом Отца (и неотделимой от него триадой детских мучений лавка-церковь-школа) Чехов переносит все его негативные качества на „опасных женщин“, которых надо и/или можно бояться» [4, с. 20]. В контексте борьбы с этим образом анализируется путешествие писателя на каторжный остров Сахалин, куда «тридцатилетний Чехов отправился в поисках образов Насилия. Естественно, что с особой подробностью он описал телесные наказания розгами и плетьми…, причем описал и боль наказываемых, и наслаждение, получаемое палачами и зрителями от наказания каторжников» [4, с. 26]. Мы не останавливаемся на целесообразности или спорности данных положений. Мы лишь стремимся продемонстрировать существование в том числе и подобного рода трактовок.

В заключение хотелось бы вспомнить один любопытный отрывок из «Галактики Гутенберга». М. Мак-Люэн отмечает, что представители бесписьменных обществ не могут воспринимать кинофильмы и фотографии без предварительной подготовки. Исследователь объясняет это так: «Письменность развивает у людей способность фокусировать свой взгляд на некотором расстоянии перед образом, так что мы воспринимаем всю картинку одним взглядом. У бесписьменных людей такая привычка не выработана, они видят предметы иначе. Они скорее сканируют предметы и образы, подобно тому, как мы это делаем с печатным текстом — сегмент за сегментом. Иными словами, они не способны отстраниться от предмета, видеть его со стороны и полностью сливаются с ним или эмпатически проникают в него. Глаз используется не как орган перспективного видения, а, так сказать, как орган тактильного восприятия. Евклидово пространство, которое базируется на отделении зрения от тактильности и слуха, им неизвестно» [5, 56-57]. «Пространство» культурологической теории на современном этапе аналогично страдает неполнотой, не уделяя должного внимания исследованию таких феноменов культуры, как ее творцы. Выработка «навыков» изучения идеи творца культуры вообще и А.П. Чехова в частности может в перспективе стать плодотворным проблемным полем для культурологической мысли.

 

 

Литература

1. Гаспаров М. Л. Записи и выписки. – М.: Новое литературное обозрение, 2001. – 416 с.

2. Дунаев М. М. Вера в горниле сомнений. – М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2003.- 1056 с.

3. Звиняцковский В. Я. Миф Чехова и миф о Чехове: лекция по чеховедению // Нева. – 2009. – № 12. – С. 122-146.

4. Золотоносов М. Н. Другой Чехов: По ту сторону принципа женофобии. – М.: Ладомир, 2007. – 336 с.

5. Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга: сотворение человека печатной культуры. – Киев: Ника-Центр, 2004. – 432 с.

6. Манкевич И. А. Частная жизнь Гения как предмет культурологических штудий // Вопросы культурологии. – 2009. – № 4. – С. 83-87.

7. Межуев В. М. Идея культуры. Очерки по философии культуры: монография. – М.: Университетская книга, 2012. – 406 с.

8. Чудаков А. П. «Между „есть бог“ и «нет бога» лежит целое громадное поле…» Чехов и вера» // Журнальный зал / Интернет-журнал. URL:

http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1996/9/chudak.html (дата обращения 03.10.2014)

 

Зайцев Виктор Сергеевич – соискатель кафедры теории и истории культуры Государственной академии славянской культуры.

 

К оглавлению выпуска

02.11.2014, 3557 просмотров.