Информатизация несёт функциональные и структурные изменения всего общества: от глобальных социальных систем до отдельных членов общества - модификацию их поведения посредством формирования новой идеологии, появление новых габитусов, нового стиля жизни. Изменение социальных систем и институтов происходит под воздействием новых форматов информационного оперирования, которые изменяют доминирующую роль в социальных процессах информационно-коммуникативных форматов предыдущих эпох.

    Информационно-коммуникативная природа новой онтологии понятна всем: от учёного до рабочего, от внука до бабушки. Неслучайно на обыденном уровне мы сталкиваемся с самым простым пониманием того, что происходит: в информационном обществе компьютер заменяет книгу.  К сожалению, свойственная эпохи постмодерна примитивизация трактовок социальных явлений и процессов проявляется не только на уровне повседневных, обыденных практик, где это допустимо. Она наблюдается и в отраслевом и государственном управлении, и в образовании, и, что самое печальное, в практике книжного дела, в библиотечно-информационных науках.

     В данной статье хотелось бы рассмотреть вопрос о проблемах и перспективах развития книжной культуры в информационном обществе, опираясь на современный теоретико-методологический инструментарий наук социально-информационного цикла.

     Книжная культура – одно их наиболее часто используемых в библиотечно-информационных науках понятий. Однако нельзя не согласиться с В.И. Васильевым, обратившим внимание на то, что употребление понятия «книжная культура» часто не сопровождается его толкованием. [1] В большинстве случаев авторы, говоря о книжной культуре, не задумываются о терминологических проблемах и оперируют данным понятием в ритуальном ключе при восхождении к «пику» «культурного потенциала цивилизации». Ставя задачей осмыслить проблемы и перспективы развития книжной культуры в информационном обществе, невозможно ограничиваться интуитивным пониманием данного явления. Мы предлагаем базировать понятийный аппарат данной статьи на предлагаемом В.И. Васильевым подходе: определить книжную культуру посредством раскрытия её структуры. Таким образом, в настоящей работе она понимается как совокупность материальных и духовных достижений общества на определенном этапе развития, что включает в себя «три комплексных системообразующих составляющих: культура книги, культура распространения книги в обществе, культура чтения». [1]

    Определяя книжную культуру, мы реализуем антропологический подход и в качестве приоритета выводим именно понятия «культура», «человек» и рассматриваем книгу в системе отношений между человеком и другим человеком, между человеком и обществом, между обществами прошлого и настоящего.  Книга, как продукт материального и духовного творчества, всегда несёт на себе отпечаток этих отношений – и на семантическом, и на синтаксическом, и на прагматическом уровне.  С другой стороны, именно книга строит эти отношения, именно она регулирует систему ценностей, типовые модели поведения, роли, которые играют люди. 

     Рассматривая книжную культуру с этой стороны, можно увидеть, что книжная культура демонстрирует черты социального института как исторически сложившихся форм организации и регулирования общественной жизни, обеспечивающих выполнение социальных функций, включающих совокупность норм, ролей, предписаний, образцов поведения, специальных учреждений, систему контроля.  Институциональный подход к пониманию книжной культуры мы считаем эвристичным для изучения её функционирования в информационном обществе. Однако предлагаем включить в методологический арсенал нашего исследования новый для наук социально-информационного цикла инструмент – неоинституциональный подход, который уже апробирован в библиотековедческих исследованиях [2] и может быть предложен и для изучения ряда актуальных книговедческих проблем.

    Рассмотрение книжной культуры в русле неоинституционального подхода предполагает, что воспроизводство этого социального института в современных условиях – это результат квалифицированной деятельности активных деятелей (акторов) книжной культуры.  Книжная культура как социальный институт не только ограничивает своими структурными рамками действия основного актора, но и одновременно стимулирует его участие в дальнейшем институциональном строительстве, вплоть до изменения самой структуры социального института в новых условиях.

     Анализируя книжную культуру в русле этого подхода, мы без труда видим её основных игроков, или акторов, книжной культуры, от качеств которых, от способности к воспроизводству социальных отношений, обладающих актуальными характеристиками, и зависит специфика книжной культуры определённой эпохи.

    Особенности рассмотрения книжной культуры в рамках неоинституционального подхода заключаются в полиакторности данного института. На наш взгляд, в основной круг акторов должны быть включены: автор, издатель, книготорговец, библиотекарь, библиограф, читатель, учёный-книговед. Устойчивая и организованная форма взаимодействия между этими акторами и есть основа книжной культуры как социального института. Эти взаимодействия – фундаментальны, они неизменны по сути своей и варьируются только в ситуативном воплощении. Они обязательно должны воспроизводиться, ибо как только они перестанут воспроизводиться, перестанут проявляться на новом витке спирали в новом образе, но с неизменной миссией - только тогда покачнётся здание книжной культуры.

     Разнообразие этих отношений базируется на специфическом комплексе формальных и неформальных правил, принципов, норм, установок, регулирующих жизнь книги в современном мире. Но именно этот комплекс мы переносим из одной эпохи в другую, наблюдая взаимодействие традиционных, фундаментальных компонентов и зон вариаций и новаций.

     Фундаментом книжной культуры как социального института выступает жажда познания, жажда новых впечатлений, которая живёт и таится внутри нас и воплощается в наших информационных потребностях – тех потребностях, которые никогда не удовлетворяются в полной мере, которые никогда не приводят к «чувству насыщения». Наличие информационных потребностей и желаний не зависит от эпохи, от типа культуры, от уровня грамотности, и даже от умения или неумения читать.  Удовлетворение информационных потребностей личности с помощью книги и выступает социальной потребностью, позволяющей институализировать книжную культуру.

      В этой связи очень важным является сформулированный Наталией Андриановной Слядневой принцип соблюдения соразмерности любых информационных явлений антропометрическим параметрам человека. Данный принцип оказывает мощное воздействие на законы развития общества, на направленность прогресса в информационной сфере. Личность человека, индивидуальное человеческое сознание (ёмкость памяти, каналов восприятия информации, коммуникативные возможности) являются критерием и мерилом информационных процессов социума. [3]

     В этом принципе воплощена гуманистическая природа взаимосвязи информационных параметров личности и общества, человека и ноосферы. И это позволяет нам говорить о существовании фундаментального закона развития информационной среды и информационных коммуникаций - закона сохранения всех форм и средств информационной деятельности, методов и приёмов оперирования информацией, когда-либо изобретенных человеком.

     Древнейшие виды информационных коммуникаций (миметика, пластика, идеографическое и иероглифическое письмо, устное общение, рукописный документ и т.п.) не только не исчезли из человеческого обихода, вытесненные актуальными и доминантными способами информационного обмена, но и нашли свои ниши в современной информационной среде. Причём они сохраняются «не только и не столько в информационной среде социума, сколько в индивидуальном сознании, мыслях и действиях человека». [4] Именно в поле данного закона формируется идея нашей научной школы о том, что «новые компьютерные возможности лишь инициировали и актуализировали древнейшие способы информационного отражения реальности и информационных коммуникаций», доминировавшие в довербальную и последующие эпохи.  [4]

    Начав писать, мы не перестали разговаривать друг с другом, рассказывать истории, спрашивать совета. Появившаяся печатная книга не изъяла из повседневных практик те форматы информационного взаимодействия, которые не предполагают тиражирования.  Почему же тогда мы говорим о том, что компьютер заменит книгу? Почему в порыве страха за будущее традиционной книги мы начинаем верить, что характерно, заполонившей Интернет информации о том, что восприятие информации на экране не стимулирует мыслительную деятельность так, как её стимулирует традиционная, бумажная книга?

     Давайте вспомним о том, что Сократ и его современники вообще крайне скептически относились к информации, фиксируемой на материальном носителе, которая тоже нарушала культурные нормы соответствующей эпохи, затормаживала память и делала излишними энциклопедические знания, при этом мы не подвергаем сомнению их способности интеллектуальному творчеству.

     Сегодня и обыденное мнение, и мнение ряда акторов книжной культуры о необходимости выбора между книгой, телевидением и Интернетом, об их противостоянии вызывает актуальные культурные конфликты. Между тем, субституциональная конкуренция книжной культуры и новых медиа, только проходящих стадию институционализации, в прогностическом ключе анализировалась Авраамом Молем [5] и Маршаллом Маклюэном [6], чьи работы получили популярность в социально-гуманитарной научной среде в предынформатизационные периоды. Но этот опыт оказался сложно применимым в условиях информатизации, когда амортизировались очень многие управляющие императивы.

   Книжная культура как социальный институт закрепляет правила и нормы: формальные и неформальные.  Систем правил и норм закреплена,

во-первых, как в информационной культуре личности, так и в информационной культуре общества. Их важнейшим компонентом выступают традиции информационного поведения (например, паттерны «библиотека как институт хранения общественного знания», «библиотека как храм культуры», «чтение как источник получение информации», «документ как источник социально-значимой информации», «неавторитетность ссылки на неопубликованную информацию», «необходимость структурированных информационных массивов для поиска информации», «возможность квалифицированной помощи в поиске информации» и т.д.).

во-вторых, правила и нормы книжной культуры закрепляются в социальной структуре, определяющей ведомственную принадлежность книжных палат, библиотек и т.д.; в действующей нормативно-правовой базе. Например, в Законе «О библиотечном деле». Безусловно, это и профессиональное сообщество, которое транслирует, передаёт накопленные человечеством знания, нормы, правила, традиции, социальный опыт.

   Это – формальные устоявшиеся нормы, и их изменения вызвали шок у тех, кого мы называем акторы книжной культуры. Это подтверждает идеи Т.И. Заславской о том, что «социальные функции институтов в периоды интенсивных преобразований выполняются некомплексно, некачественно» [7]. Информатизация предполагает длительность, многообразие и постоянство изменений информационной среды, поэтому для книжной культуры как социального института трансформации характерны и разнообразны. Неслучайно В.А. Ядов говорил о том, что «нормой бытия социальных институтов является как раз не их стабильность, а именно изменения, реагирующие на динамизм социально- экономических и иных процессов» [8, с.383].

    Если еще 10 лет назад многие читатели с агрессивностью смотрели на новые форматы, то сегодня электронная книга – это повседневность, о которой не задумываешься.  Акторы книжной культуры, от которых зависит её позиции в современном мире, должны быть ориентированы не только на сохранение традиций, но и на активное внимание к новациям. Книжная культура информационного общества нередко упускает особенность, отмеченную А.И. Ракитовым: «в структуре инновационной деятельности могут использоваться традиционные и уже известные приемы, навыки, механизмы, но в новой комбинации, в нетривиальных условиях и для решения совершенно иных задач, нежели те, для которых они были созданы. Инновационные процессы отнюдь не означают отказа от традиций и в ряде случаев опираются на них и продолжают их» [9].

   Новые нормы книжной культуры идут от социальной потребности, от технических возможностей. Они могут принести то, чего нам очень не хватало, о чём мы могли мечтать только в самых смелых мечтах. В современной ситуации массовый актор не всегда следует узаконенным нормам социальных отношений с современной информационной средой, частенько забегая в «серую» зону, балансируя между законным и незаконным, знакомым и незнакомым, непонятным и привычным. Массовые образцы и типовые модели поведения современного читателя формируют новые практики и неформальные правила, которые в процессе широкого распространения, социальной диффузии не только признаются не только профессиональными акторами, но и закрепляются законом (либо получают интерпретацию в рамках существующего законодательства). Постепенно они проникают в повседневные практики.

    Традиционная книга продолжает оставаться и материальной, и духовной ценностью. Запах книги, перелистывание страниц, ласкающий руку переплёт, отдыхающий от напряжения глаз, ощущение погруженности в какой-то особый мир – то, что создаёт уникальную культурную практику, неповторимое состояние души и эстетического наслаждения, подобно тому, когда выключаешь свет и зажигаешь свечи. Отказаться от этого невозможно. Но уже невозможно отказаться и от обмена мнениями со знакомыми и незнакомыми читателями, от обсуждения книги с теми, кто также, как и ты, только что закрыл её страницы. А иной раз и от непостижимого желания написать собственную, отличную от авторской, концовку и поделиться ею со всем миром.

   Современный человек живёт в век разнообразия, и самым жёстким испытанием в этой ситуации для него становится выбор. Имея возможности и способности для выбора, мы всё чаще и чаще не можем справиться с ними и направить их себе на пользу. Поэтому стоит ли ставить проблему выбора там, где она заведомо нерешаема, там, где она вызовет кризис общества и личности? Может быть стоит скрестить три руки – книга, телевидение, Интернет, ибо только все вместе они – сила?

     Книжная культура как социальный институт всегда реализует функцию контроля. Кто же в современном мире тот Дракон, который стоит между читателем и миром книг? Культурные и социальные практики недавнего прошлого в качестве одного из акторов книжной культуры представляли цензуру, стоящую между читателем и любой идеей, любым образом, любым обращением автора к массам. Книжная культура в информационном обществе перераспределяет роли между своими акторами. Сегодняшний Геракл – это тот, кого мы привыкли называть читатель, но сегодня всё чаще и чаще называем массовым актором, который нередко совмещает роли читателя, писателя, издателя.

     В современных условиях не государство и не профессионал, а именно массовый потребитель выступает ведущим актором книжной культуры: фундаментальные изменения, новый виток информатизации микро-уровня, активность массового потребителя требуют реагирования на макро-уровне, изменений на уровне социальных институтов и глобальных социальных систем.

     Массовый актор обладает приоритетом в эффекте присутствия в современной информационной среде, в степени информационной активности, в трансляции своих требований и впечатлений в различные фрагменты социального пространства, вплоть до высших органов государственной власти. Массовый актор определяет форму и содержание, обладает правом публичной оценки автора, издателя, библиотекаря. Он высоко активен в установлении своих неформальных правил и нетрадиционных образцов информационного поведения. В руках массового актора, даже маленького ребёнка оказался столь мощный инструмент воздействия на массы, который традиционная книжная культура не просто так локализовала в руках профессионалов, в руках особых организаций.

Интернет-технологии дали возможность читателю не быть не только потребителем, но и активным участником литературного процесса. И сегодняшний массовый автор, и «массовый издатель» («народный издатель»), давайте назовём их для краткости так, - это калейдоскопически многообразный социальный феномен информационного общества.   Вот как интересно описала его Наталия Андриановна Сляднева: «их диапазон широк: от конкретных пассионарных личностей до социальных структур, институтов; от реальных персон, организаций до виртуальных субъектов; от социальных авторитетов, лидеров общественного мнения до рядовых граждан, носителей тех или иных инициатив; от открытых инициаторов тех или иных акций до «серых кардиналов» социальной киберпедагогики, закулисных манипуляторов; от профессиональных социальных технологов до одаренных или удачливых дилетантов; наконец, от персонифицированных или социально организованных субъектов до неперсонифицированных информационных моделей (идей, образцов и интегральных моделей поведения)» [10].

    Далеко не все из них движимы идеей культурного, гуманитарного и духовного просвещения. Крайне много тех, кто одержим коммерческими идеями, склонен к ассоциальному, в том числе экстремистскому поведению, или тех, кто, просто не обладая самокритикой, вносит информационный шум и отрицательно влияет на пользователей, чей жизненный и духовный опыт ещё находится в процессе становления, а читательский вкус ещё не сформирован.  

    В этой связи наиболее актуальный вопрос - вопрос о социальной ответственности тех, кто берётся за инструмент влияния на самые глубинные, самые проникновенные уровни современного человека – через чтение на сознание, духовный мир, эмоциональное поле, выбор жизненного пути.
   Традиционный «Дракон» – издатель – по-разному сегодня воспринимается и авторами, и читателями, и библиотекарями, и учёными. Сегодняшний издатель ассоциируется с атрибутом персонифицированной Бдительности, «гарпиями коммерческого интереса».  Неслучайно всё чаще и чаще мы говорим о социальном государстве во взаимодействии автора и читателя, об открытых данных, о социальном партнёрстве акторов книжной культуры, о самоорганизации и социальной интеграции авторов и читателей, о том, что мы называем web 3.0. Но самым важным и самым главным в построении новых форм бытования автора в информационном обществе являются культурные механизмы.  Каждый Геракл должен иметь «Дракона внутри себя»: внутреннего цензора, критика, привратника, который не позволяет пропустить собственное произведение без редакторской правки. Помните, как писал Михаил Анчаров: « произведение искусства отличается от факта на величину души автора". [11] И это новая задача книжной культуры.

     Профессионалы книжной культуры всегда считали, что книга – важнейшая составляющая информационной инфраструктуры общества. Устойчивость выражений «эффективный менеджер», «эффективное управление», «эффективный проект» вызывает в последнее время не только скептическую, но и саркастическую реакцию у значительной части наших соотечественников. Но ведь именно организационно-структурная трактовка информационной сферы, локализованный организационный подход, волюнтаризм и дилетантизм стали причиной разрушения преемственности между информационной инфраструктурой «до-информатизационной» эпохи и информационной инфраструктурой информационного общества, что, к сожалению, находит отражение в социальных практиках, во властных решениях, направленных на модернизацию не столько отдельных организаций, а социальных структур и институтов.  

   Один из аспектов взаимодействия книжной культуры и власти – безусловно тот, который связан с массовым актором. Государство может контролировать издателя, но оно не может контролировать того, кто создаёт совершенно новое явление – индивидуальное информационно-коммуникативное пространство: блогосфера, самопубликации, файлообменные системы, посты в социальных сетях – это – электронные документы, это новые коллекции, это новые средства массовой информации. Столкнувшись с неповоротливостью современной информационной инфраструктуры, массовый актор взял более доступный инструмент. Из читателя, купавшегося в море патернализма, массовый актор превратился в enfant terrible.

    На мой взгляд, современная власть недооценивает роль и возможности книжной культуры.  В противном случае речь велась бы не только о том, что люди должны читать, но и о том, чтобы было что читать. Коммерческие усилия издательства направлены на формирование устойчивой потребности в чтении как главном двигателе покупательского поведения на книжном рынке.

     Для реализации этой цели издательская политика ориентирована на сиюминутный интерес, на моду, субкультурные течения, стиль читательской деятельности (жанровые и стилевые предпочтения, серийность и т.д.), на связи с кинематографом и другими видами искусства. Почему читатель уходит в мир блогов и самопубликаций? Может быть, просто надоело читать то, что соответствует вкусу пары-тройки редакторов крупных издательств, их пониманию жизни, их эстетическим предпочтениям? Где государственная антимонопольная политика?  Где нормы прибыли, которые удовлетворяли бы не только издателя, но и автора, и читателя?

    Рассматривая книжную культуру в категориях современного государственного управления, мы связываем эффективность её функционирования как социального института только с человеком и его развитием: интеллектуальным, духовным, эмоциональным, эстетическим.

    Объектом регулирования должен стать не столько документ, сколько читатель. Предметом регулирования в этом случае будут выступать личностные характеристики человека, его взгляды, ценности, компетенции, поведение, изменяющееся под влиянием книги – всё равно, какой: традиционной или электронной. В этом контексте целесообразно изучать и формировать интерес, информационные потребности, механизм последующего выбора, социальные действия, повседневные практики, информационно-коммуникативную активность и т.д.

    От того, что читает современная молодёжь, зависит жизнь в стране через 20 лет.  Это – не просто риторическое клише. Современные акторы книжной культуры нацеливают своё влияние на молодёжь – это правильно, но с молодостью читательская деятельность не заканчивается, и поддерживать и обеспечивать её – функция книжной культуры как социального института.

     Куда поведёт нас книга в дальнейшем? Быть может кто-то изменит своё отношение к жизни, у кого-то появятся новые интересы, кто-то глубже познает свой внутренний мир и переоценит ценности, скорректирует свою модель поведения, адаптируется к новым условиям жизни. Эти люди вокруг нас, они делают нашу жизнь, наряду с нами, значит, у них всегда должно быть, что почитать.  И книжная культура информационного общества способна решить эту задачу лучше, чем книжная культура любой предыдущей эпохи – вновь разнообразие авторов и текстов, разнообразие форматов их передачи и обратной связи, быстрота, с которой мы погружаемся в желаемый мир. 

      Но разве кто-то из нас не сталкивался с тем, мы не можем понять, что же хочется прочитать? Когда через 20 лет меня спросят, что для меня было самым главным в книжной культуре информационного общества, я отвечу: «Возвращение рекомендательной библиографии», её общественная реабилитация, её «серебряный век».

   Пусть против неё продолжают выступать, те, кто видел в ней идеологический прессинг, не изменил своего мнения, и те, кто никогда не брал в руки пособий А.М. Горбунова и знает о рекомендательной библиографии только по нигилистической культуре перестройки, а не по учебникам и лекциям её теоретиков и практиков. А Интернет-пользователи, не знающие, что такое рекомендательная библиография, с удовольствием читают статьи типа «10 книг, которые скрасят пасмурный осенний выходной». Вне зависимости от того, будет ли в фаворе или в изгнании концепт «рекомендательная библиография», она будет существовать всегда, до тех пор, пока кто-то кому-то будет говорить: «Это – потрясающая книга, прочитай её, не пожалеешь».

     Какая она – рекомендательная библиография постсовременности? Именно рекомендательная библиография формирует зону пересечения традиционной книжной культуры и электронной книжной культуры.  «Народная библиография» - вот её новый формат. 

   Сегодня мы имеем дело с самоорганизующейся системой, уже не подвластной контролю извне: группы в социальных сетях, ИМХО-нет, блоги, созданные в результате частной инициативы Интернет-проекты (ресурсы о книгах и фильмах с интересной поисковой системой и форумами, фанфики, буктрейлеры). Ежедневно миллионы пользователей социальных сетей осуществляют «перепост» - дают ссылку с адресом понравившейся Интернет-публикации и рекомендуют своим реальным и виртуальным друзьям те книги, статьи, фильмы, передачи, которые понравились, не оставили равнодушными, вызвали эмоции, дали новое ценное знание.  Но ведь по сути своей в основе своей «перепосты», видеоблоги и т.п. новы только по форме, а содержание их – библиографическая информация (как информационная модель документа, текста, идеи), рекомендательная характеристика. 

      Интегративные процессы - тренд современной рекомендательной библиографии. Разнообразие форм читательской активности и возможность синтеза сервисов в рамках одного Интернет-проекта позволяют, наконец, достичь того, что «как предчувствие» присутствует в работах С.А. Трубникова [12].

     Насколько трудно рассматривать в рамках книжной культуры то, о чём мы сегодня говорим?  Можно ли считать, что электронная книга – это тоже книга, которая обладает всеми необходимыми качествами и характеристиками? Можно ли считать пост в социальной сети публикацией, а блог ассоциировать с периодическим изданием? Кто может ответить нам на эти вопросы, кроме науки?

   Так сложилась жизнь в информационном обществе, что практика не просто, как говорил К. Маркс, формирует начальный научный уровень, она создаёт мир, а наши науки спустя несколько лет начинают анализировать её, а иногда бегут вдогонку, чтобы описанное в научных работах не оказалось амортизированным, исключённым из повседневных практик. Очень часть нам не хватает смелости сказать о том, что окружающее нас новое по своей идее и сущности старо, как мир, и поэтому его риски и возможности для современного человека давно описаны и просчитаны.

    Мы часто пытаемся излишне углубляться там, где истина лежит на поверхности. Там, где нам просто надо договориться, что файл – это электронный документ, а файлообменная система создаёт электронную библиотеку, что электронная книга – это книга, а сайт – наверное, продолжающееся издание. Не просто назвать новые вещи старыми именами, а дать им отчество – то есть проследить преемственность, генетическую связь. Ю.Н. Столяров, Е.В. Динер [13] правомерно считают, что самая большая проблема современных информационно-библиотечных наук – неготовность к консенсусу в терминологии.  Мы играем бритвой Оккамы, вместо того, чтобы создавать новое, опережая практику, чтобы направлять практику в том направлении, которое необходимо обществу. Всё, что есть в современной книжной культуре должно быть «надкусано» наукой, апробировано ею до того, как попадёт в практику.

    Изучение развития книжной культуры в информационном обществе подразумевает необходимость дополнения исследовательского инструментария новыми теоретическими инструментами, адекватными как задачам объяснения онтологии современной книжной культуры, так и анализа, и проектирования её позиций в изменяющемся мире.  Учитывая, что глобальные перемены обусловлены сменой доминирующего информационно-коммуникативного формата, считаем целесообразным полисистемное изучение книжной культуры в структуре современного общества и понимание активной роли акторов книжной культуры в социальных процессах.    

     Влияние информатизации на книжную культуру заключается не только в конкуренции технологий, но и в изменении социальных ролей и статусов акторов книжной культуры – автора, читателя, издателя, книготорговца, библиотекаря, учёного-книговеда. Принципиальное значение имеет отношение ведущих акторов книжной культуры к вызовам информационного общества: адаптация или активно-деятельностное участие в развитии книжной культуры как социального института.

    Качество сохранения и развития книжной культуры в современной ситуации определяется системой ценностей акторов, их действиями, а также характером отношений между ними.   Задача воспроизводства и сохранения книжной культуры, устойчивой потребности в чтении решается согласованием интересов и деятельности всех акторов книжной культуры. При этом информатизация книжной культуры вызывает и проблемные ситуации. В числе их причин: правовые лакуны информатизации (вопросы авторского права и лицензирования), отсутствие социальной ответственности в экономической политике (взвинчивание цен, нанесло серьезный удар по бюджетам библиотек и вынудило их аннулировать подписки, сокращать комплектование), социокультурные причины (столкновение социально-ориентированного и социально-педагогического подходов в библиотечном деле с финансово-ориентированным подходом в издательской деятельности и книжной торговле), изменение ролей и статусов массового актора и многое другое.

    Представителями нашей научной школой (школой социально-информационных технологий) Н.А. Слядневой, Н.В. Лопатиной, Г.А. Хакимовой специально для анализа деятельности акторов книжной культуры в изменяющихся социальных условиях разработана исследовательская методика, которая впервые эффективно использовалась в ходе исследования влияния орфографической реформы немецкого языка на книжную культуру Германии. [14]

     Методика основана на следующих критериях анализа, социального моделирования и проектирования:   

• · способность в условиях изменений выполнять определенные функции, реализующие миссию конкретного актора;
• · зависимость выполнения основных функций конкретного актора от изменений социокультурной и информационной среды под влиянием конкретных событий, решений, внешних воздействий;
• · необходимость смены стратегических ориентиров деятельности в условиях изменений и готовность к этим изменениям;
• · необходимость трансформации повседневных практик в условиях изменений и готовность к этим трансформациям;
• · участие в процессе подготовки изменений, в том числе участие в работе официальных и неофициальных органов, управляющих изменениями;
• · подготовленность к изменениям, в том числе уровень предвидения последствий изменений для собственной деятельности, наличие превентивной публичной реакции, опережающая разработанность формальных или неформальных моделей поведения в ходе изменений;
• · характер отношения к изменениям, в том числе – уровень разнообразия реакций, отношений, эмоций;
• · уровень стратегического реагирования на изменения;
• · активность публичного реагирования, участие в обсуждениях изменений;
• · темпы внедрения и освоения новаций, коррекции стратегических ориентиров и повседневных практик;
• · уровень и характер изменений ресурсов и инструментов деятельности;
• · характер взаимодействия с другими акторами в процессе изменений; в том числе характер воздействия на других акторов книжной культуры и уровень согласованности отдельных или совместных действий;
• · характер последствий изменений для развития актора в последующий период;
• · эффективность избранной модели действий в условиях изменений с точки зрения социальных функций актора.

   Мы предлагаем данную методику для профессионального обсуждения и применения в исследовательских проектах.

 

Список литературы:

1. 1. Васильев В.И. Книжная культура в отечественной истории: теоретические и историко-книговедческие аспекты: Дис…д-ра ист.наук. – М., 2006.
2. 2. Лопатина Н.В. Теоретико-социологические новации в библиотековедении: подходы институциональный vs неоинституциональный// Культура: теория и практика. – 2014. - №1. Режим доступа: http://theoryofculture.ru/issues/2014_01/519/
3. 3. Сляднева Н.А. Библиография в системе Универсума человеческой деятельности: Опыт системно - деятельностного анализа: Монография.- М.: Издательство МГИК, 1993 .- 226 с.
4. 4. Сляднева Н.А. Нomo informaticus – человек эпохи информатизации// Науч.-техническая информация. Сер.1.- 1999.- № 3.- С.9-13.
5. 5. Моль А. Социодинамика культуры. /Пер. с фр. Б. Ф. Бирюкова [и др.]. – М.: Прогресс, 1973. – 405 с.
6. 6. Маклюэн М. Понимание медиа: внешние расширения человека. — М.: Кучково поле, 2007. — 464 с. (первое издание – 1964 год).
7. 7. Заславская Т.И. Современное российское общество: Социальный механизм трансформации: Учеб.пособие – М.: Дело, 2004. – 400 с.
8. 8. Ядов В.А. Россия как трансформирующееся общество: резюме многолетней дискуссии социологов // Куда идёт Россия?.. Власть, общество, личность. – М.: МВШСЭН, 2000.
9. 9. Ракитов А.И. Новый подход к взаимосвязи истории, информации и культуры: пример России// Вопр.философии. – 1994. - №4. – С.14-34.
10. 10. Сляднева Н.А. Социальная киберпедагогика// Вестник МГУКИ. – 2012. - №3. – С.148-153.
11. 11. Анчаров М.Л. Теория невероятности. Роман и повесть. – М.: Молодая гвардия, 1966.
12. 12. Трубников С.А. Литературная библиография как средство эстетического развития читателей [Текст] : пособие по спецкурсу для студентов библиотечного факультета. – М.: Московский государственный институт культуры, 1970. - 238 с.
13. 13. Динер Е.В. Теоретико-методологические подходы к обоснованию электронной книги как книговедческой категории: диссертация ... доктора педагогических наук: 05.25.03. – М.: МГИК, 2016.
14.  14. Хакимов Г.А. Библиотечное дело Германии в условиях немецкой орфографии (1996-2007 гг.): дисс…канд.пед.наук. – М., 2014. – 332 с.

Сведения об авторе

Лопатина Наталья Викторовна - доктор педагогических наук, заведующий кафедрой библиотековедения и книговедения Московского государственного института культуры

К оглавлению выпуска